MAGA-Communism: что это? Отвечает HAZ — самый противоречивый левый США

3528

Противоречия, существующие внутри левого движения, очень различны и проходят по многим болезненным темам. Однако, все мы склоняемся к тому, что империализм, как стадия мирового экономического развития, должен быть уничтожен, а на планете должен возникнуть новый, социально ориентированный общественно-экономический уклад. Именно поэтому мы предоставляем слово основателю американского движения MAGA-Communism, известному блогеру и общественному активисту, выступающему под ником Haz. Мы публикуем интервью без правок и редактуры, потому что выступаем за подлинную свободу слова, однако хотим подчеркнуть, что не разделяем мнение автора по ряду вопросов и заранее просим прощения у людей, которые упомянуты в данном материале и могут посчитать употреблённые в свой адрес эпитеты оскорбительными.

Целями публикации данного материала являются: а) ознакомление читателей с различными движениями, существующими в Центре империалистической системы, США, которые борются за её демонтаж, и б) приглашение к дискуссии. 

Мы благодарим наших товарищей, редакцию канала «Красная Искра», за организацию интервью и перевод. 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ – ВСТУПЛЕНИЕ

«Красная Искра»: Haz, расскажи, пожалуйста, о себе – основные моменты своей биографии. Как ты пришел к коммунистическим взглядам?

Haz: Я являюсь частью группы Infrared, коллектива онлайн-медиа, который был создан летом 2020 года и приобрел известность зимой 2021 года.

Мои родители, оба иммигранты-шииты, спасаясь от гражданской войны в Ливане, в 1970-х годах переехали в США, поселившись в преимущественно арабской по этническому составу части штата Мичиган, где позже родился и я сам.

Значительную часть своей взрослой жизни я посвятил карьере в области права, однако, столкнувшись с растущей популярностью своего проекта – Infrared, принял сложное решение: целиком посвятить себя ему.

И, как показало время, жалеть о сделанном выборе не приходится: Infrared сегодня играет очень важную и заметную роль для продвижения коммунистических идей в США.

Когда я впервые начал интересоваться коммунистическими идеями, мне было всего около 12-13 лет. Уже будучи в силу своего культурного происхождения склонным к диссидентским взглядам, я был поражен силой, мощью и красотой этой идеологии и увлекся удивительной историей СССР.

Знание о том, что когда-то существовала держава, бросившая вызов преступной американской империи, которая безнаказанно убивала сотни тысяч иракцев и афганцев, помогая Израилю, пробудило во мне чувство мессианской веры в справедливость мира. Я узнал о Ленине и Октябрьской революции, о том, как советский народ противостоял Западу в знак солидарности с угнетенными народами мира.

Думаю, первым толчком к коммунистическим взглядам стали мои религиозные убеждения. Однако в то же время я был американцем, родившимся и выросшим в Америке, с глубоким и проникновенным чувством любви к своей стране и ее народу. Мне стало ясно, что преступная американская империя также угнетает свой собственный народ, и я был очень впечатлен тем, как многие американцы бросили вызов своему собственному правительству и его преступным военным начинаниям.

Я видел мораль и убежденность таких людей, как Рон Пол, противостоящих лжи американской империи. Я увидел, как расширение империи за рубежом сопровождалось уничтожением гражданских свобод внутри страны, по мере того как правительство становилось чудовищно могущественным. Я также узнал, что наиболее убедительные источники оппозиции правительству исторически исходили от коммунистов, вооруженных ленинской теорией империализма, которая дала мне рациональный анализ природы моего собственного правительства.

Но все это лишь описание и генеалогия, основанные исключительно на чувствах, на «есть», а не на «должен». Зрелость для меня означала, в конечном итоге, принятие на себя ответственности на уровне знаний за то, что значит быть коммунистом — что не может быть оправдано исключительно каким-либо конкретным приходским, религиозным, этническим или культурным происхождением. Коммунизм, для меня, был универсальной истиной, через определенную науку марксизма. В платонических терминах я стал понимать коммунизм как Добро, стоящее выше красоты, справедливости и истины. Его победа для меня обеспечивалась не моралью, чувством или даже божественной волей — а материальными законами самой истории.

Точка зрения, согласно которой знание о бытии подтверждает самые глубокие глубины человеческих убеждений, является для меня источником величия марксизма как гуманистической науки. Коммунизм не был идеологией, исключительной для какой-либо одной нации, этноса, религии, культуры или народа — это универсальная истина всей истории человечества.

Одно дело — пребывать в страстном гневе от осознания несправедливости, неприемлемой с точки зрения собственной приходской идентичности (например, быть арабом-шиитом), но совсем другое — познать глубинную мудрость этой несправедливости в законах самой материальной реальности.

И поэтому я могу сказать, что я не являюсь коммунистом из-за какого-то конкретного происхождения или идентичности. Коммунистические взгляды были особенно редки в Америке, когда я начал их принимать, даже больше, чем сейчас, но для меня это не имело значения.

Послание коммунизма состоит в том, что в холодной, равнодушной, абсолютно чуждой инородности материального бытия есть человечность, а значит, и милосердие. Это милосердие — начало научного знания, прометеевского освободителя человечества.

Если же вы спросите, что, по-моему, означает коммунизм для Америки, то коммунистическое «завтра» для США это такое будущее, где Америка, наконец, предстанет перед нами как определенная, специфическая и особая цивилизация, а не как универсальное «исключение» всего человечества. Американский коммунизм означает Америку как одну страну среди других, а не как центр мира. Наконец-то можно будет заняться проблемами, интересами, нуждами и реальностью собственного народа, вместо того чтобы пытаться выполнять роль мирового полицейского.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ – ИСТОРИЧЕСКАЯ

«Красная Искра»: В России довольно мало известно о коммунистическом движении в США. Мы, конечно, читали Теодора Драйзера, Джека Лондона, знаем о Юджине Дебсе, но, пожалуй, это и все. Расскажи подробнее о том, как оно зарождалось и развивалось?

Haz: Коммунизм имеет очень долгую историю в Америке, начиная с первых пилигримов, поселившихся на восточном побережье. Маркс и Энгельс считали социалистическими различные утопические, общинные и религиозные сообщества первых американских поселенцев вплоть до 19 века — и эти сообщества послужили источником вдохновения для европейской социалистической идеологии, наряду с утопическими теориями Сен-Симона и Шарля Фурье. По словам Энгельса:

«Первыми людьми, создавшими общество на основе общности благ в Америке, да и во всем мире, были так называемые шейкеры».

Как ни странно, Америка известна как страна капитализма, но ее истоки не только коммунистические — сам европейский коммунизм имеет некоторые истоки в Америке.

Прибыв на землю с нулевыми цивилизационными, культурными или этнологическими корнями, американцы стремились построить совершенно новое общество с нуля. Такое начинание неизбежно является коммунистическим, поскольку с точки зрения любой чисто рациональной или даже религиозной позиции институт частной собственности и отношения, основанные на обмене и подчинении, не могут не казаться произвольными.

Этот тип коммунизма, однако, остается незрелым и слепым к материальной основе частной собственности — которая, следовательно, неизбежно возникает в любом случае. Помимо утопических экспериментов, массовая коммунистическая политика уже содержит ядро существования в движении американских мелких фермеров, или йоменов.

Йомены составили основу джексоновской демократии и ранних демократов-республиканцев, добиваясь ограниченного налогообложения, а также перераспределения земли. В конечном итоге это переросло в такие явления, как Союз фермеров, а затем в популистское движение, чьи требования в конечном итоге вышли за рамки простого требования земельной реформы (которая сама по себе является коммунистической по своей сути) и переросли в социалистические требования национализации общей инфраструктуры и разрушения трестов.

Социализм имеет подлинно коренную почву в Америке, еще до возникновения рабочего движения. Американская промышленная революция формирует окончательный контекст для протосоциалистических реалистических произведений таких великих авторов, как Джек Лондон, с которым я рад, что россияне знакомы (к сожалению, американские студенты больше не изучают Джека Лондона — вместо этого их учат читать о трансгендерах).

Стихийно возникшая в Америке форма промышленного пролетарского социализма приобрела форму синдикализма благодаря естественному, но мощному подъему профсоюзного движения. Развитие профсоюзного движения можно было легко предвидеть в американском контексте, как спонтанные формы искусственных коллективных объединений в условиях полного отсутствия определенных цивилизационных, приходских и общинных связей. В конце концов, это привело к созданию синдикалистского IWW, который все еще был только профсоюзом, а не политической партией.

В качестве альтернативы, происхождение американского политического социализма (помимо синдикализма) интересно тем, что он имеет прямые истоки в аграрном утопическом кооперативном движении. Объединив идеи европейской социал-демократии с отечественными утопическими экспериментальными колониями, американские социал-демократы в конечном итоге были вдохновлены разработкой концепции кооперативной национальной промышленной экономики.

Именно из этого контекста возникли Юджин Дебс и Социалистическая партия Америки, которые применили это широкое, всеобъемлющее видение кооперативного содружества, частично пришедшее из аграрного движения, для формулирования политической программы американского промышленного пролетариата.

Одновременно с этим, в основном аграрная Народная партия, кульминация аграрного народного движения, ассимилируется Демократической партией в кампании Уильяма Дженнингса Брайана 1896 года. Примерно в это время мы видим резкое расхождение двух соисторических явлений — географически сельского аграрного популизма и географически городского промышленного радикализма, которые развивались относительно раздельно (позже соединившись в рабочих движениях фермеров).

Формирование того, что станет Коммунистической партией, интересно, и в дальнейшем определит характер партии в целом. Она строго отличилась, не в силу каких-либо фактических изменений во внутренней классовой борьбе — но в отношении к Октябрьской революции. Геополитическая контргегемонистская позиция компартии, начиная с этого момента и вплоть до войны во Вьетнаме, основывалась исключительно на верности линии советского государства. Это происходило не потому, как пытались представить антикоммунисты, что американские коммунисты были «лакеями» иностранного государства. А потому, что советская линия использовалась американскими коммунистами почти религиозно, чтобы определить, чья позиция более легитимна. Проблема, конечно, заключается в том, что сама советская линия претерпевала интенсивные противоречия — в виде левых (Троцкий) и правых (Бухарин) отклонений. По этой причине эти элементы (особенно бухаринцы) никогда не были полностью исключены из Коммунистической партии.

Уже в 1929 году Сталин обратил внимание на этот своеобразный сектантский, бескорневой подход американских коммунистов:

«Вы знаете, что обе группы американской коммунистической партии, соревнуясь друг с другом и гоняясь друг за другом, как лошади на скачках, лихорадочно спекулируют на существующих и несуществующих разногласиях внутри C.P.S.U. Почему они это делают? Разве этого требуют интересы Коммунистической партии Америки? Нет, конечно, нет. Они делают это для того, чтобы получить определенные преимущества для своей фракции и нанести ущерб другой фракции».

В качестве дополнительного примечания, это понятие о позиции по отношению к иностранным державам определит сектантство американского коммунистического движения на протяжении всего 20-го века. Отношение к Советскому Союзу, китайско-советский раскол, секретная речь Хрущева, китайско-албанский раскол и т.д. — полностью определили характер американских коммунистических организаций. Для коммунистического антиимпериализма никогда не существовало никакой реальной, полностью коренной основы. Он всегда основывался на провозглашенной верности реальным коммунистическим государствам. Бурные отношения между коммунистическими странами стали макрокосмом для внутренних драм коммунистического движения.

В любом случае, к моменту образования того, что станет Коммунистической партией, которая была полностью основана на реакции на Октябрьскую революцию, целью было применить идеи ленинизма к американскому контексту. Но на практике это не было сделано. Не было предпринято никаких реальных инициатив по объединению городских и сельских компонентов американского народного движения.

Среди американских индустриальных социалистов, включая марксистов, существовало высокомерие, что нет смысла делать особый акцент на развитии аграрного движения — учитывая быстрые темпы урбанизации и пролетаризации. Таким образом, временная логика ленинизма, отвергающая такой стадийный подход к городским и сельским общественным формациям, никогда не была полностью принята американскими коммунистами.

Америка уже была демократией, и в ней не было никаких остатков феодализма. Поэтому коммунисты, которые в это время были почти полностью ограничены зарождающимися городскими центрами Америки, не задумывались, считая, что все социалистические потенциалы аграрного движения оказались ненужными в их промышленном радикализме.

Это, на мой взгляд, было серьезной ошибкой и одним из основополагающих грехов американских коммунистов. Хотя они продолжали добиваться известности, играя большую роль в зарождающемся рабочем движении, и были неразрывно связаны с историей американского рабочего класса, эта узость мышления не позволила им когда-либо стать действительно национальной, народной партией. В 1930-е годы на Юге были предприняты некоторые инициативы по организации черных аграрных издольщиков, которые увенчались успехом, но они так и не переросли в какое-либо более широкое национальное движение.

Именно развитие аграрного движения стало окончательной народной основой правительства Франклина Д. Рузвельта и «Нового курса» в условиях кризиса Великой депрессии, значение которого коммунисты оценили с опозданием.

Неспособность полностью сформулировать уроки ленинизма и, следовательно, стать по-настоящему народной силой, в конечном счете, разлагала партию изнутри. Имея все более институционализированную социальную базу, оппортунизм таких деятелей, как Браудер, стремившихся превратить партию в придаток коалиции демократов «Новый курс», стал неизбежным. Сама партия не имела национальной народной базы, и было вполне естественно, что ее деятели попытаются слиться с партией, имевшей глубокие исторические корни в аграрном движении.

(Что касается значения аграрности — она имеет отношение к основе политических институтов, а не к специфической природе сельского хозяйства. Политические институты являются городскими — применяя диалектический материализм, легко увидеть, что их реальная, материальная основа на самом деле является сельской. Без основы в народных слоях за пределами исключительного господства одного института невозможно никакое общенациональное движение. Именно там, как понимал Ленин, находятся настоящие люди).

Основополагающий грех должен был разрушить отношения коммунистов с самим рабочим классом. В начале холодной войны профсоюзное движение начало антикоммунистическую кампанию по очистке коммунистических элементов. Коммунисты стали отчужденными не только от национальных масс — каковыми они всегда были — но даже от городских оплотов рабочего класса, которые раньше составляли ядро движения. И все это благодаря антиленинским предрассудкам старой социал-демократии, антидиалектической временной логике, согласно которой новая формация делает старую ненужной. Понятно, как развивается эта антиленинская логика: Вскоре сами рабочие становятся ненужными перед лицом «культурно развитого, просвещенного студента». Студент, в свою очередь, становится лишним перед лицом «продвинутого» бездомного наркомана, чье безумие олицетворяет смысл «революции» для ультралевых радикалов.

В период так называемой контркультуры и подъема «новых левых» болезнь мелкобуржуазного радикализма окончательно укоренилась. Радикальные левые полностью отреклись от рабочего класса как «империалистической рабочей аристократии», обратившись к студентам, хиппи, люмпенам и этническим меньшинствам. Этот долгий процесс отчуждения, в котором принимали непосредственное участие формирующееся американское глобалистское глубинное государство и ЦРУ, вылился в безумие американского левого движения, которое мы наблюдаем сегодня и которое рассматривает в качестве революционного субъекта не пролетариат, а разных «небинарных персон».

Сегодня от американского коммунизма ничего не осталось. Сама партия стала совершенно бесплодной после того, как она потеряла расположение профсоюзов, которые до сих пор определяли ее конкретную социальную базу. Новые левые оказались полным придатком Рокфеллеровского фонда Форда, который ускорил создание соросовского ‘Открытого общества’, глубинного государства за счет традиционных буржуазно-демократических институтов — в разгар неолиберальной деиндустриализации. Сегодня «прогрессивный левизм» находится в авангарде американской гегемонии и империализма.

В конце концов, в соответствии с советскими директивами, коммунистическая партия стала примыкать к демократам, которые были более геополитически дружелюбны к Советам, чем республиканцы.

Горбачевский ревизионизм нанес окончательный удар по партии, которая стала полностью либеральной, буржуазной партией, полностью ассимилировавшейся с демократами. У нее нет никакой социальной базы, о которой можно было бы говорить. Долгое время она была просто совершенно неактуальна, тратя все свое время на продвижение избирательных кампаний демократов, хотя ее никто не слушал.

Недавно произошли некоторые новые изменения. В ответ на начатую мной инициативу по захвату партии и её возрождению, подозреваемый агент ФБР Тарин Файвек*, троцкист из партии Рабочего мира, быстро захватил Коммунистическую партию, заполнив ее дегенератами, душевнобольными и другими антисоциальными элементами*. Эти элементы служат исключительно для того, чтобы очистить партию от моих последователей. Они добились нулевого прогресса в охвате какой-либо демографической базы за пределами своего узкого круга, и партия остается хвостом демократов. Но теперь партийные боссы превращают ее в цирк — трансвеститы, наркоманы, психопаты, умственно отсталые и т.д. правят безраздельно*.

Кроме того, американские «коммунисты» теперь полностью* на стороне империализма. Они утверждают, что Россия является «фашистским» государством, и неявно союзничают с «азовцами» и украинскими неонацистами в качестве формы международной классовой солидарности между антисоциальными, дегенеративными социальными отбросами*. Они полностью лояльны американскому глубинному государству и считают, что союз с демократами — которые финансируют украинских нацистов — необходим, чтобы противостоять угрозе «фашизма», исходящей от Трампа.

С Трампом вообще крайне забавная история: необходимо понимать, что – при всех своих недостатках, — он смог объединить вокруг себя истинный рабочий класс Америки, исповедуя при этом наименне «ястребиную» позицию из всем публичных политиков. При этом для леваков он превратился в олицетворение всего самого «фашистского», что только может быть на этом свете. Выглядит абсурдно, но это правда.

Такова печальная, жалкая картина американского «коммунизма». Я популяризировал лозунг MAGA Communism исключительно для того, чтобы вернуть достоинство и честь термину «коммунизм» в этой стране.

«Красная Искра»: С какими трудностями пришлось столкнуться коммунистам в США? Как-никак, Соединенные Штаты – центр мирового капитала, и бороться с ним в самом его сердце – непросто.

Haz: Можно сказать, что коммунисты во многом сами создавали для себя трудности. Молотов как-то сказал, что построение коммунизма в США должно быть нехитрым делом, и я склонен с ним согласиться в этом вопросе. Теоретическая трудность заключалась в неспособности обнаружить революционного субъекта. Кто такой пролетариат? Как можно согласовать его интересы с международным рабочим классом, а именно в форме антиимпериализма? Особенно когда рабочий класс консолидирован империалистическими профсоюзами.

Ленинская задача состояла бы в том, чтобы идти все ниже и глубже в народ, чтобы построить контргегемонию против империалистических институтов, в отсталые сельские регионы, которые не были полностью консолидированы ими. Коммунисты поступили наоборот. Они пошли «выше» — в студенчество, интеллигенцию и городскую мелкобуржуазную «просвещенную» богему. Эти люди, в свою очередь, нашли свою «революционную тему» в душевнобольных и люмпенах — таких, как так называемое «ЛГБТ» движение*.

«Красная Искра»: Какова роль спецслужб в ослаблении американских коммунистов? Проводилась ли какая-то организованная кампания против красных или все это слухи?

Haz: Спецслужбы сыграли основополагающую роль, но не в том смысле, в котором вы могли бы подумать. «Красная паника» 1950-х годов была лишь верхушкой айсберга. Реальный метод демонтажа был гораздо менее прямым.

Сегодня на маккартизм смотрят свысока даже буржуазная гегемония. Маккарти, возглавивший «охоту на ведьм», на самом деле даже не был агентом гегемонии — он был демагогом, одержимым конспирологическим мнением, что в правительство США проникли «коммунисты».

Причудливая ирония заключается в том, что он был отчасти прав — только это были не «коммунисты» марксистско-ленинского калибра. Это были троцкисты и фабианские социалисты традиции английского правящего класса, которые имели видение глобального технократического социализма, созданного монополистическим капиталом, и в частности нефтяными банкирами. Это были «прогрессисты», которые составляли оплот ЦРУ.

Американская феминистка Глория Стайнем отметила свой шок от «прогрессивности» рядовых сотрудников ЦРУ — они были кем угодно, только не «реакционерами» или «консерваторами» из общества Джона Берча. Даже сегодня существует четкая связь между троцкистами и неоконсерватизмом — инженерами, стоящими за войной в Ираке и администрацией Буша.

Это своего рода забавная ирония. Троцкистская «перманентная революция» вооружена на уровне самой американской империи, чтобы распространить цветную революционную «демократию» по всему миру. Большинство левых в Америке, даже если они не знают об этом, полностью согласны с этим.

Это очень странно. Секретные службы сыграли определенную роль в отчуждении коммунистов от движения рабочего класса и продвижении различных «течений» контркультуры, чтобы ослабить ее изнутри. Но даже более того — такие службы, как ЦРУ, даже РЕКРУТИРОВАЛИ из рядов американских радикалов — наследие этого мы видим и сегодня.

Мы должны начать расследование вместе, как российские и американские коммунисты. Я уверен, что те же самые элементы проникли изнутри в Советский Союз и в конечном итоге разрушили его. Мы должны вместе изучить, каким образом все международное коммунистическое движение было захвачено изнутри. Те, кто привел к вам Горбачева, также привели к нам наших «коммунистов».

«Красная Искра»: Какие, на твой взгляд, были допущены ошибки? Почему подъем «красной волны» 20-30-х годов прекратился? Как ты считаешь, это – следствие организованной политики властей или просчетов самих коммунистов, не сумевших найти подход к массам?

Haz: Я должен извиниться за свой слишком длинный ответ выше — поскольку я уже упреждающе ответил на это там. Вкратце, это была неспособность установить связь с аграрным популистским движением.

«Красная Искра»: Расскажи о 60-х годах в США. Популярная точка зрения заключается в том, что это время – это расцвет левых идей. Однако легко заметить, что именно здесь находятся корни искажения коммунистических идей и отхода левых от рабочей борьбы в пользу симуляции: прав разных меньшинств и т.д. Какова точка зрения американского коммуниста на этот период?

Haz: Коммунистическая партия официально рассматривает это как «прогресс». Но с перспективы сегодняшнего дня видно, что это было началом конца любого левого движения рабочего класса.

Рабочий класс в подавляющем большинстве перешел к правым — к Никсону, Рейгану и т.д.

«Красная Искра»: Расскажи немного об истории Коммунистической партии США. О вашей работе внутри нее мы еще поговорим ниже, сейчас же давай взглянем на этот вопрос с исторической точки зрения. Как появилась партия, какие этапы прошла, когда был пик ее популярности в рабочем классе и как партия оказалась в сегодняшнем – не самом завидном, — положении?

Haz: Это важный вопрос, который я не до конца рассмотрел, — обстоятельства и драма, определяющие подготовку к официальному образованию Коммунистической партии в 1929 году.

С самого начала то, что стало официальной Коммунистической партией, было охвачено фракционной борьбой, которая, в одном смысле, просто отражала ту, что происходила в Советском Союзе. Однако фракционность в партии имела под собой основу во внутренней классовой борьбе.

Это может быть отражено в различиях между личностями Уильяма З. Фостера и Джея Лавстоуна — двух выдающихся деятелей, которые боролись за контроль над партией. Фостер имел опыт работы в подлинно американской традиции профсоюзов (я уже упоминал о IWW, в которой он состоял) — и, что самое важное, благодаря этому он был тесно связан с растущими аграрными рабочими партиями на американском Среднем Западе. Я бы сказал, что Фостер был подлинно американским большевиком, чьи коммунистические убеждения были глубоко укоренены в американском национальном контексте.

Первоначальное формирование КПСША само по себе запятнано ультралевизмом Чарльза Рутенберга, чья позиция не имела конкретной основы в американской ситуации. Ультралевый радикализм КПСША был сведен на нет тем фактом, что это была в основном партия иммигрантов, отражавшая непосредственный радикализм их пролетаризации в промышленных центрах Америки.

С другой стороны, Лавстоун, который позже стал ассоциироваться с правой оппозицией Бухарина, был твердым союзником Рутенберга. Как это объяснить? Лавстоун был нью-йоркским академиком, полностью оторванным не только от американских масс, но даже от промышленного пролетариата. Неявная солидарность Лавстоуна и Рутенберга против Фостера была типичной городской мелкобуржуазной солидарностью против сельского элемента.

Кроме того, Коминтерн 1920-х годов сыграл большую роль в разрушении связей Фостера с аграрным движением. Таким образом, к тому времени, когда Фостер возглавил партию в начале 1930-х годов, она была полностью отстранена от какого-либо подлинно народного движения. На мой взгляд, она так и не смогла оправиться от ошибок, которые уже были допущены при ее первоначальном формировании в 1920-х годах. Все последующие проблемы, с которыми столкнулась партия — включая оппортунизм Браудера — отражали ее неспособность установить собственную народную гегемонию из-за ее первоначального отрыва от аграрного движения.

Несмотря на это, на протяжении 1930-х годов партия, несомненно, имела прочную основу в американском рабочем классе. Поэтому я бы утверждал, что 1930-е годы — это золотой век американской коммунистической партии. Но нельзя вернуть партию к величию, не признав факторы, которые сбили ее с пути.

История партии после периода Народного фронта может быть определена постепенным отчуждением от рабочего движения. Она стала превращаться в партию богемы, интеллектуалов, актеров, художников и других городских мелкобуржуазных и даже, как ни прискорбно говорить, откровенно дегенеративных элементов*. Вместо того, чтобы пробиваться к американским народным массам, партия отчаянно пыталась организовать маргинальные элементы, иногда доходя до абсурда. Это отражено в деталях, связанных с голливудской «гильдией сценаристов» — объединение голливудских сценаристов — что это за рабочее движение? Это безумие достигло кульминации в наши дни, когда «социалисты» взялись за попытку объединить в профсоюз… проституток!

К моменту «охоты на ведьм» имени Джо Маккарти в 1950-х годах, партия уже была практически устаревшей. Это миф — говорить, что «красная паника» уничтожила партию: к тому времени партия не пользовалась значительной популярностью среди широких слоев населения. Она была укоренена в бюрократии, и ее члены уже начали занимать высокие посты в растущем послевоенном гражданском обществе.

После секретной речи Хрущева партия была практически разгромлена. Богемная интеллигенция была напугана и разочарована разоблачениями «сталинских преступлений». Путь роста и активности партии лежал через движение за гражданские права и различные гражданские общества под контролем Демократической партии, а затем неолибералов.

Однако, если рассматривать партию в это время в перспективе, это была партия с десятками тысяч активных членов, и партия, которая по-прежнему осознавала, что промышленный рабочий класс является необходимым ядром ее организации. Она все еще имела более или менее прочную основу в профсоюзном движении, и, что самое главное, она пыталась — пусть и тщетно — быть народной партией.

Под руководством Гаса Холла партия самостоятельно выдвигала свои кандидатуры на выборах и противостояла оппортунистическим тенденциям, таким как еврокоммунизм. В 1990-х годах прогорбачевские и либеральные «демократические социалистические» элементы в партии, возглавляемые, в частности, известной активисткой движения за гражданские права Анджелой Дэвис, сформировали «Комитеты по переписке», которые стремились* более или менее демонтировать основные принципы ленинизма в пользу полного либерализма.

Официально они не добились успеха. Но неофициально они получили контроль над партией полностью после смерти Гаса Холла. С тех пор, особенно под руководством Сэма Уэбба, эта партия была коммунистической только по названию. Она полностью кооптирована под электорализм демократов и на какой-то период отказалась от всякого подобия марксистско-ленинской идеологии.

В течение последнего десятилетия ситуация изменилась. После руководства Сэма Уэбба, партия приступила к повторному принятию официальных «марксистско-ленинских» идей, чтобы эстетизировать свой электорализм для демократов. Из-за победы Берни Сандерса на выборах в 2016 году возрожденный интерес к «демократическому социализму» привел к тому, что тысячи мелкобуржуазной молодежи вступили в ряды «Демократических социалистов Америки».

Самые презренные, мелкобуржуазные, инфантильные, психически больные и даже дегенеративные элементы* DSA начали наводнять CPUSA в 2021 году, почти точно после того, как я призвал к возрождению партии. Я полностью убежден, что это была целенаправленная попытка остановить мои усилия. Как я уже упоминал ранее, троцкистка и предполагаемый федеральный агент* Тарин Файвек практически полностью взяла на себя контроль над партией — и из-за нее Центральный комитет лично осудил меня как «фашиста» и «расиста».

У Тарин есть особая теория империализма. Для нее Россия, Китай и другие являются фашистскими империалистическими государствами, а Джо Байден «помогает рабочему движению» в Америке — несмотря на то, что Байден курировал принятие закона о железной дороге, который подавляет рабочее движение самым беспрецедентным образом с 1980-х годов — сворачивая права на коллективные переговоры, установленные при Рузвельте в 30-х годах — на основании «национальной безопасности».

Для Тарин Америка «более прогрессивна», чем Китай и Россия в вопросах культуры, и поэтому она молчаливо поддерживает все инициативы властей США против них. Она никогда не признается в этом открыто, но все ее действия подтверждают, что она придерживается троцкистских взглядов.

«Красная Искра»: Хотелось бы узнать и об истории рабочей борьбы в США. Какой период в истории страны ты бы мог назвать наиболее благополучным для пролетариата? С чем это связано? И что послужило причиной упадка рабочего класса и ухудшения его положения сегодня?

Haz: Упадок движения рабочего класса связан с институциональной консолидацией профсоюзного движения. Профсоюзная бюрократия является частью «неофициального» государства в рамках гражданского общества, полностью подотчетного демократам. Возросшая социализация труда во многих отношениях изжила прежнюю форму американских профсоюзов.

В период начальной индустриализации Америки движение рабочего класса было наиболее диким, независимым, энергичным, революционным и сильным. Именно «Новый курс» Рузвельта более или менее ассимилировал профсоюзное движение в корпоративное крыло правительства. Рабочее движение стало политическим. После смерти Рузвельта политика перестала носить народный характер, а стала напрямую контролироваться буржуазией в коалиции с профессионалами-управленцами. Такова была судьба рабочего движения.

Безусловно, самым значительным движением рабочего класса за последние три десятилетия в США стало движение MAGA Трампа*.

*Объединение «Боротьба» не разделяет тезис, озвученный автором.


TAG


One thought on “MAGA-Communism: что это? Отвечает HAZ — самый противоречивый левый США

  1. Олег Торбасов

    Очень интересно, но многое крайне непонятно. Интервью не отражает той особенности, что КП США уже очень-очень давно не является основной или даже центральной частью коммунистов США. Ещё с 1960-х коммунистическое движение раздробилось на стопятьсот вариаций. В их числе и упомянутая в негативном ключе партия «Рабочий мир», например. Правда, не помню, навскидку, какова их позиция по необандеровщине. Самые приличные в этом вопросе, кажется, FRSO, ну и PLP и LRNA не совсем уж плохи.

    Reply

Добавить комментарий для Олег Торбасов Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *